Аэрон Энари/Фармак | Aeron Enaree/Pharmakós

mads mikkelsen

38 | человек | пустоши Амадии

Образ персонажа

• Он родился зимой, в кибитке среди серых пепельных пустошей, на руинах погибшей империи. Седьмой ребёнок в семье караванного вожака клана Энари, будущий всадник, охотник, пастух и стельмах. В небольших семейных кланах народа кале детей воспитывают все, без привязки к сугубой родительской ответственности. Пока губительные ветра магии терзают древние равнины, дети играют и учатся выживать в этом суровом мире. Они путешествуют в повозках и учатся считать, опознавать метки следопытов и различать звуки опасных обитателей проклятых земель. Даже дети понимают ,что место в котором они живут проклято. Аэрон понимал это и задавался вопросом: зачем им обитать здесь? Неужели нельзя найти пастбища обильнее, где погода мягче, люди приветливее, а леса не искажены магической болезнью? Ведь есть люди, что не живут в кибитках и фургонах, питаются от даров земли. На эти вопросы все дети получают один-единственный ответ: Амадия. Все кале посвящают свою жизнь борьбе за неё, надеясь что однажды земля исцелится. Кланы собираются каждый год на весеннее Равноночие, к мраморным руинам храма драконьего культа, чтобы обменяться новостями и товарами, укрепить связи и спланировать маршруты.  Все они борются против скверны Гнилого Моря, нежити и чужаков, смеющих посягнуть на сокровища предков. Кале дорожат амадийским наследием, но боятся что многое из сделанного боль пяти сотен лет назад может повториться, если полагаться на магию. Аэрон слышал разные толки об этом: слышал также что его род считается проклятым.
[indent]Клан Энари ещё называли «энареями», колдунами. За родом Аэрона закрепилась репутация потомков извращенцев и магов-ренегатов. Якобы мужчины среди них носили женскую одежду и пили мочу кобыл, чтоб лишиться мужского облика. Конечно, это клевета и наветы. Кале далеко не народ святых отшельников, и среди них есть грабители, конокрады, убийцы. Среди оседлых народов бытует мнение что все кале таковы, впрочем. Но встречаются и действительно ужасные люди даже по меркам загрубевших номадов. Традиционная практика обращения с преступниками и безумцами в караванах – это изгнание. Одиночка не выживает на Рубеже. Таких называли «фармаками»,  древнее амадийское слово для обозначения ритуальной жертвы. Спустя сотни лет кочевий кале поняли что это было плохой идеей: Пустоши всё обращают себе на пользу.
[indent]На восточных берегах Гнилого Моря, у границы с Великотравьем, появлялись новые кланы. Их никто не признавал. Эти жестокие люди были искажены Скверной, часто лишены души или имели звериные черты. Своры жестоких падальщиков, число которых никогда не было стабильным, эти запятнанные кале, почитающий Новых Богов, стали нападать на караваны. Клан Энари стал жертвой самого жестокого из таких рейдов. Напавшие под покровом ночи на караван Аэрона прекрасно знали о репутации его рода, а ещё знали о том что Энари выводят прекрасных белорожденных лошадей. Аэрон сражался в ту ночь на равных со старшими. Человек с головой волка верхом на гнедом клыкастом коне возглавлял напавших. Исход боя был предрешён: бесклановые одержали кровавую победу, и только странный подход к добыче пленных остановил их от того чтоб убить Аэрона. По мнению чудовища, возглавлявшего набег, часть потерпевших поражение должна была быть унижена и выброшена на произвол судьбы: не пощада, а удел хуже смерти в Пустошах, где ночью правит нежить. Часть пленников была побита камнями до полусмерти, другие – выброшены с уступа в каньон, как единственный выживший Энари. Степняки, как бы то ни было, оставили на каждом из пленных пятно насмешки: клеймили их маркой кале-преступников. Фармаков. Насмешка над теми, кто изгнал их предков сотни лет назад.
Он выжил. Травмы не были серьёзными, как будто кривые корни погибших деревьев и пепел смягчили падение. Ему удалось выбраться к свету и оплакать погибших, сваленных в чудовищный минарет из костей и сожжённой плоти. Когда Аэрон добрался до других караванов кале и поведал свою историю, но сперва клеймённому не поверил никто: ровно до тех пор пока не увидели столбы дыма на востоке. Он умолял о шансе на месть.
Возможно, Аэрону повезло что его спас род Альмош – клан воинов, посвятивших жизнь преодолению опасностей Гнилого Моря.  Но эти кале никогда не жаловали Энари. Он услышал толки старейшин, о том что его семья сама навлекла на себя гнев Пустошей, практикуя зловредную магию.
[indent]Выжившего оставили в караване, пока по кочевьями собирали людей, способных поднять оружие против вторгшихся степняков. То что можно назвать военной кампанией заняло около двух месяцев, которые Аэрон запомнил как дни бессонницы и горячки, отчаяния и тремора. Его воспитывали как воина и наследника упряжи, но теперь этому не суждено было сбыться: в глазах других воинов он был опозорен, жалок и получил по заслугам. Чудовищная клевета: ведь Энари практиковали магию точно так же как и все остальные, от одного учителя к одному ученику.
К сожалению или счастью, жажде мести не суждено было утолиться. Табун энареев был возвращён, а вместе с ним пленные: женщины и дети, которым суждено было стать кровью для чудовищных богов пустошей. Они рассеялись среди стойбищ других семей кале, а караванный вожак Альмошей, пригласили юношу стать пастухом их пастбищ, рассказать им как вывести белых лошадей Энари. Волчья голова зверочеловека была насажена на пику у костра, но это зрелище не успокоило Аэрона.
[indent]Он совершил ошибку, отказавшись, оскорбил своих спасителей. Громко потребовал дать себе скакуна и меч из добычи, ведь это было имущество его семьи. Конечно, никто не стал удовлетворять это требование – никто и не собирался считать его равным. Стоит ли удивляться что Аэрон сбежал, ощущая слабость, позор, унижение? Он был молод, и совершил ошибку, которая должна была стоить ему жизни: украл лошадь, едва ли не жеребёнка, меч и немного еды. Ускакав в темноту ночи, он не знал куда отправится.
[indent]На руинах Амадии непросто выжить. Кибитки кале всё ещё путешествуют по этим тёмным равнинам из-за странной привязанности к традициям погибшего мира, к костям драконов и магии. Караваны охраняют костры в ночи с помощь сложных магических ритуалов, которые призваны не допустить зло к очагам. Пища очищается, земля пастбищ удобряется – всё это имеет мало общего с величием старой Амадии, конечно, но несгибаемость кале достойна уважения. Воскресить империю драконов невозможно, но можно остаться на своей земле и справиться с нежитью, которое поселилось здесь: эту мысль разделял каждый кочевник. Энари провёл около семи недель в искажённых Катастрофой лесах, где поселилась тьма. Он воспитывался как воин и наследник узды, не желал отказываться от своей фамилии, вливаться в другой род, и потому решил доказать это  даже ценой жизни. Всё или ничего: стать безумным храбрецом или умереть как отчаявшийся глупец. Он хотел добыть головы вездесущих гулей и бросить их к порогу высокого шатра вождя Альмошей, доказать право на владение своим караваном.
[indent]Наверное, мёртвые драконы как-то благоволили ему в этом стремлении, потому что взятый им из арсенала меч был артефактом, на котором были чары против нежити. Аэрон знал что его может коснуться Скверна, но жизнь с клеймом позора была для него намного хуже чем смерть души. Он желал заполучить отметины и знаки, которые демонстрировали бы его принадлежность к роду энареев – полосы на лице, соответствующие отметины, которые подчеркивали бы его статус единственного в роду. Это было для него важнее жизни. Плевать что думают другие кланы о наследии его предков.
Смерть предпочтительнее жизни среди людей, которые смотрят на него свысока. Гордыня и страх перед необходимостью влачить жалкое существование должника оказались сильнее инстинкта самосохранения. Любой на его месте поступил бы иначе, смирился бы, но гнев Аэрона был неутолим. Он не мог выдержать взгляды выживших кале из его каравана, которые боялись признать в нём сына мертвого вождя.  Боль потерь нестерпимо жгла его, и утешающие слова женщин из рода спасителей не спасали от стыда.
[indent]Клан хорошо подготовил Аэрона к жизни. К шестнадцати годам он владел луком, арканом и копьём, и знал что многие монстры Пустошей могут нагнать лошадь, если не успеть перейти в галоп. Он вышел на охоту, зная как привлечь гулей, с которых можно будет взять трофеи. У большого костра он собрал ядовитые травы и истолок на камнях. Стрелы были покрыты ядом аконита, а клинок пропитан экстрактом ведьмина корня. Аэрон привлёк восставшие трупы на запах крови – труп убитой косули. Другие хищники боялись ходить в этих землях. Когда падальщики пришли, он не колебался и атаковал их верхом, и это была плохая идея. Восставшие трупы были повержены, но рваные раны, заработанные в бою, были ужасны. В пустошах трудно найти лекарственные растения, и запах свежей крови может привлечь ещё нежить. Два дня бессонной скачки почти убили Аэрона, но лошадь выдержала – чудо, не иначе. Она привезла лежащего в седле всадника к шатрам и повозкам кале. Предел истощения дал о себе знать, но они выдержали: не дали себя настигнуть и привезли доказательство боевых качеств: клыкастые головы нежити. Нельзя добыть голову гуля без сражения. Выхаживание Аэрона заняло время, но он чувствовал себя лучше. Его глупость вызвала недоумение и гнев старейшин, презрительные насмешки выживших и раздражение лекарей. Кража теперь уже чужого имущества осуждалась изгнанием, но клеймо уже выжгли на коже враги.
[indent]Тогда юношу и начали называть Фармак, или Фармакон. Из уст разных кале оно имело разный смысл, - одни смеялись, другие проявляли сочувствие, и лишь немногие могли понять. Среди энареев ему не суждено было найти понимание: они смирились со своей судьбой, и белые лошади оказались во владении других родов, тех кто разделил табун в качестве добычи. Разделили всех лошадей кроме одной – той, которую почти загнал Аэрон. Ему ставили в упрёк то что он мог лишиться души в погоне за утраченной гордостью, - они боялись говорить слово «честь». Что это глупый, ребяческий поступок, недостойный мужчины. Аэрон не спорил. Он был согласен с изгнанием, за одним условием: пусть ему вернут лошадь и меч, которым он сражался в пустошах. Лук можно было выточить и самому, использовав конский волос в качестве тетивы. Мясо животных можно было засолить под седлом, обеспечив себя на несколько дней. Упрямство выжившего раздражало его спасителей, и все просто махнули рукой. Никто не проводил обряд изгнания над последним энареем, который пожелал оставить себе дурную фамилию из тёмных времён. Никто не кинул в него камня, никто не собирал осколки керамики для голосования – все просто согласились с тем, чтоб он путешествовал один. Кале осуждали его, но не изгоняли. Изгнанником его называли, зная о печальной судьбе: в караванах Аэрона стали узнавать по масти лошади и отметинах на щеках. Две полосы охры или тёмной глины – отметины воина, которые использовали кале с востока. Многие считали его дикарём, и справедливо. После пережитого Аэрон предпочитал быть вдали от людей, потому что боялся к ним привязаться. Он желал быть готовым дать отпор всегда, даже если нападут во сне, как в ночь резни. Боль утраты погубила сердце, но видимо только такие люди могут выжить в Амадийских Пустошах в одиночку. Лошадь всегда находила пищу на склонах пепельно-серых холмов, всаднику было сложнее. Он пробовал на вкус мясо, которым побрезговали бы стервятники. Стальной желудок кочевника был самым главным его подспорьем в вечном путешествии, а не только меч – губитель нежити. Аэрон поступал на службу лордам Кейлима в кавалерию и путешествовал по Рубежу, чтобы стать проводником для исследователей из народа Айре. За годы путешествий в одиночку он узнал многое.
[indent]Узнал о народах и диалектах Срединных Земель. Узнал, что существуют иные страны, народы, и не все они похожи на людей. За годы службы в иррегулярной коннице Кейлима научился обращаться с деньгами и высчитывать дни пути, ухаживать за оружием. Конечно, ему не суждено было обучиться магии – для этого нужно было хоть немного уметь читать. Лишь на исходе третьего десятка лет Аэрон сумел сложить символы на бумаге в слова, при этом давно умея считать.  Жизнь наёмника была одним из немногих периодов перерыва, когда Аэрон мог общаться с людьми и воспринимать приказы. Он с удовольствие сражался с южанами и нежитью, исследовал руины и видел различные проявления древней магии. За годы кочевий он так и не определился верит ли в богов, и в чём разница между старыми и новыми – те и другие требовали жертвы. Поклонение драконам вызывало у него усмешку, потому что они уж точно не защитили его семью и, судя по всему, были просто трупами. Энари с уважением относился к Удаллу и Хадару, но воздавал им почести лишь когда это было нужно. И выполнял приказы легкомысленно, не заслужив уважение кейлимцев. Здесь в нём тоже видели только дикаря с саблей, и это было правдой.
[indent]Он отложил мысли о сражениях, когда исполнилось тридцать два года. В кошеле оказалось достаточно динов, а лошадь дала кейлимскому лорду приплод жеребят, часть которых вышли белорожденными. Кобыла спасала Аэрона всю жизнь, и он дал ей имя – Илария, в честь далёких городов Рионны, где всегда хотел побывать. Убийство стало для него обычным ремеслом, как и борьба с нежитью. За большую сумму Аэрон выручил у аравельского мага амулет, позволяющий чувствовать присутствие магии, и с тех пор не боялся заходить в древние руины. У воина-одиночки небольшой выбор стремлений – деньги и возможность осесть. Кейлимцы вели постоянные войны, кале уходили от опасностей сушей или морем. Но на деле мертвецы и чудовища имели подлинную власть над пустошами. Аэрон задумался не о том как стяжать славу, а как избавиться от необходимости вести такую жизнь. Он понимал, что его жизнь навсегда сломана проклятием старой Амадии – магией и войной. У последнего из энареев хватало ума вообразить что действительно нужно его братьям по доблести: передышка. Минуты покоя, когда они могут не думать о борьбе за выживание, и кузнецы не куют зачарованный металл, калеча себя у дышащих ядом горнов. Женщины, которых он знал, редко желали долгих отношений, а он не пытался держаться за них, и со временем понял что в постоянном походе трудно иметь семью. Боль от потери дома не покидала его даже спустя столько лет, и однажды Аэрон вернулся к кале, чтобы собрать знания о старой Амадии. Это были последние год, в который он путешествовал по родине. Аэрон понял чего хочет в жизни – возможности изменить её, и не только для себя.
Он понял что хочет снять проклятие Катастрофы, нависшее над этими землями. Вернувшись к своему народу, он понял что с ним согласны практически все, но мало кто может предпринять хоть что-то для решения этой проблемы. Застрявшие в склоках и пленённые страхом перед магией, кале не желали его слушать: нельзя искать в магии решение проблем, которые она же и породила. Энари вновь столкнулся с этим предубеждением и решил что найдёт помощь извне. Ему никто не препятствовал. Кале знают как к ним относятся чужаки.
[indent]Энари ушёл за Рубеж, в Пятиречье, Вальден и к айре, чтобы отыскать помощь. Потратил шесть лет, путешествуя по западу в поисках совета магов, изучая эйдинский язык. И наверное, самым ценным союзником в этой миссии оказалась Мергрет, соколица-перевёртыш. Он нашёл её в лесах Пятиречья, столь же дикую и отстранённую. Лишь благодаря ей получилось ориентироваться на лесных тропах. Если бы не её присутствие, то ни один аравелец или высокий академик не прислушался бы к рассказам Аэрона, его просьбе о помощи.
[indent]Больше всего на свете Энари хочет знать, что тратит оставшиеся ему после травм, ранений и губительных для души заклятий годы с толком. Он просит о магов разработать меры по борьбе с нежитью, магическими взрывами и аномалиями. Просит поехать вместе с ним в экспедиции, обещая помощь кале и золото. Конечно, это почти никогда не удаётся.
Почти.

Дополнительная информация

Внешность: носит келимский клёпаный доспех с металлическими вставками, шлем и меч народа кале. Отличается от большинства кочевников нелюбовью к серебряным и бронзовым украшениям. Крепкого телосложения, имеет незаживающее клеймо беженца – двуглавого амфиптера на правом боку. Черты лица неопределённые, тёмно-русые волосы и ореховые глаза, короткая щетинистая борода. Кто-то находит его красивым, но большинство определяет как неприятного, плохо пахнущего и грубого. Аэрону тяжело и некомфортно под крышей, в замкнутом пространств, ещё тяжелее воспринимается приём пищи за столом. Он привык спать на свежем воздухе, под тёплой попоной.

Характер: тяжёлый, вспыльчивый и плохо приспособленный к цивилизованной жизни. Он не стесняется в выражениях, плохо учится на своих ошибках и чересчур настойчив. Эта грубая натура уживается с болезненной тягой к созерцанию и рефлексии, которая часто перерастает в приступы агрессии. Любит животных и детей. Неприязненно относится к зверолюдям. Агностик.

Навыки:

- Владеет мечом в кавалерийской технике, копьём, арканом и луком (умеет изготавливать луки). Его сабля – артефакт, посвящённый богине Марике;
- Осведомлён об опасностях Амадийских пустошей, травник, следопыт и охотник на нежить, знает флору и фауну;
- Великолепный всадник и знаток лошадей. Нынешнюю белорожденную кобылу зовут Пепел;
- Сокольничий;
- Не имеет твёрдых гастрономических привычек;
- Умеет читать на амадийском, считать, ориентироваться по звёздному небу, предсказывать погоду даже в амадийской пустоши, вязать узлы, строить ловушки, кроить лодки, плавать, жить в пути;
- Имеет особенную славу среди караванов кале, дурную и не очень.

Пример поста

Холодный, негостеприимный Лондиниум. Утренний туман окутывал серые ряды таун-хаусов, и морось спускалась на плечи неприятной маслянистой плёнкой. Этот омерзительный городской воздух не давал отдыха лёгким, и на спящих окнах оставался коричневый налёт от оседавшей в нём промышленной пыли. Первые пожелтевшие листья осели на черепичных крышах, и безветренная погода создавала впечатление вросшей в землю крепостной стены вместо ряда уютных домиков в престижном историческом районе.
Диана Армстронг медленно прогуливалась по спящей Фингал-стрит, и за ней следовали две английских фоксхаунд, сбежавшие к хозяйке с Собачьего Острова. Шелковые занавески и жалюзи на пластиковых окнах неподвижно охраняли покой лондонцев, но мисс Армстронг прекрасно знала что они находятся в чудовищной опасности. Некоторые считали, что именно её утренние прогулки становились причиной этой опасности, и это конечно же была ложь устрашённых, перепуганных внезапными смертями обитателей частных домов. Нет, Диана не была причиной: её командировка в Лондон должна была стать ещё одним актом в длительной борьбе с промышленными холдингами, которые отравляли воздух древних городов. Память мисс Армстронг не позволяла ей смириться с тем во что превращаются мегаполисы, даже несмотря на многочисленные законы по урегулированию вредных выбросов. Отнюдь, здесь становилось всё опаснее с каждым годом, и к сожалению вместе с обыденными опасностями город посещали ещё и сверхъестественные.
Тёмный силуэт мелькнул между домами 72 и 74, и фоксхаунд с лаем ринулись в его сторону. Одетая в обычный шерстяной пиджак, с небольшим зонтом в руке, Диана ринулась в сторону проулка, надеясь не дать незнакомцу скрыться.
Её скорости хватило чтоб настичь существо в тот самый момент, когда оно так страстно желало пройти сквозь стену жилого дома: тёмное угловатое подобие карикатурного призрака, безногое и безнадёжно голодное до чужих снов. Оно охотилось за домашним комфортом, стараясь прикоснуться к нему как можно плотнее, но Диана не могла позволить ему это сделать.
Чёрный зонт сложился, обнажив пиковое острие из серебра. Она направила его в чёрный силуэт и, держа навроде ружья, нажала на спусковой крючок. Серебряная стрела пронзила лемура и застряла прямо в битумно-тёмной сердцевине, где должна была покоиться сущность неупокоенного мертвеца. Раздался неслышный никому визг, и Диана улыбнулась меткому выстрелу: оно возвращалось в Аид, где и должно было покоиться до скончания вечности.
— Что за прекрасное утро... — в её зелёных глазах блестели весёлые искорки, а красные губы сложились в довольной улыбке. Эта охота была для неё отдушиной, ведь с каждой упокоенной душой переставали страдать как люди, так и звери этого города. На долю Лондона пришлось слишком много неприятностей в последний год, и по всей видимости британцам была необходима женщина, которая может разобраться в их проблемах невероятного масштаба. Её тонкая, но отчего-то казавшаяся ясенево-крепкой ладонь подобрала с тротуара упавший серебряный наконечник. Вернувшийся в Аид неупокоенный дух был одним из многих, и это охота обещала быть плодотворной. Исполняя долг, Диана чувствовала себя сильнее. Чувствовала себя живой.
Наверное, странный механический звук должен был услышать весь Гринвич, но с утра он напряг слух лишь бодрствующей мисс Армстронг. Она удивлённо выпрямилась, словно уже слышала что-то подобное, и это было невероятно важно. Две гончие преданно уставились на хозяйку, виляя хвостами: они ждали дальнейших команд, её преданные подруги в дни последних урбанистических веков.
— Дороти, дай мне знать что это. — Диана прищурилась и выглянула из-за домов на улице, вновь раскрывая зонт с прилаженной пикой.  Её слегка неопрятная укладка тёмно-русых локонов сбилась под лёгким ветерком: сейчас было всего 4:53, какая машина могла издавать такой звук в столь поздний час?  Тёмно-серые облака медленно собирались для проливного дождя, и когда солнце выглянет, то по улицам потекут реки.
Фоксхаунд столь же бесшумно побежали вниз по улице, за поворот к Чевенинг-Роуд. В их преданных глазах блестели зелёные искорки, и множество собак по всему Гринвичу внезапно завыли, собираясь в небольшие стайки.
Одна из таких стай легла на тротуаре близ странной синей будки: небольшой бладхаунд и пара спрингер-спаниелей, настороженно глядящие на дверь с надписью "Police Box".
Они не любили полицию, а хозяйка была очень далеко. Конечно, нет ничего необычного в том что порой собаки, как и кошки, гуляют сами по себе: может быть, их и хватятся, а злые люди попытаются схватить и увезти, но этих не пугали такие трудности. Скорее, пробуждали древний охотничий инстинкт.
Желание найти и докопаться до правды.