Перед насилием наиболее беззащитны животные и дети.
Он не помнил, где, когда и от кого услышал эту фразу. Но когда это произошло, он словно снова ощутил палящий жар солнца, запах раскаленного металла и вонь, что стояла на ферме, где им «позволяли» отдыхать. Казалось, что на километры вокруг нет ни единой души. Зато были крики. Детские. Порой — животные. А еще — мелодичные удары тесака. Он помнил тот страх, что пронизывал каждую клетку его тела. И даже сейчас, повзрослев, порой сталкиваясь с теми или иными моментами в жизни, Гонсалво снова ощущал себя тем беззащитным ребенком, что жался в угол и надеялся, что придут не за ним. Возможно, поэтому каждый раз, когда тем, кто не мог себя защитить, нужна была помощь, — он срывался и мчался на помощь. Особенно если пропадали дети. Особенно если сороки на хвосте приносят вести о том, что в их смертях есть что-то странное. Как пример — полное отсутствие крови в телах, что навевало на определенные мысли. И Эскобар был зол от того, что узнал об этом не столь быстро.

Заглушив мотор машины, он ненадолго коснулся бардачка, раздумывая, насколько ему нужен пистолет. Он был шумным. Привлекал бы внимание и грозил разборками с полицией. Даже если у него на руках и при себе сейчас есть все необходимые документы от и до, это не было выходом. Но выходом не было и идти без оружия, потому как в городе огромному чудовищу спрятаться сложнее. А потому, все же открывая бардачок, Салли берет нож, что привычно прячет в куртке, выходя из машины. Учитывая, что район Роксбери имел определенную славу, к такому, в случае чего, копы могут и не докопаться… Правда, могут совершенно спокойно сделать это по иной причине. Потому что общий видок сейчас был такой, словно он сам — будущий герой криминальных сводок.

От машины, что была припаркована у закрытого сейчас магазина, отошла фигура в темной одежде и с рюкзаком. Натянув сильнее капюшон и проверив что-то в телефоне, мужчина направился в сторону улиц, что были ближе к парку.

Кажется, он наворачивал уже далеко не первый круг тут. Петляя меж улицами и задерживаясь в подворотнях, Салли старался найти того, чье описание получил от одного подростка. Тот еще гик и любитель мистики, парень сказал, что видел в одну из ночей очень красивого высокого мужчину с почти что платиновыми волосами ниже плеч. И, что важнее — тростью с головой какой-то птицы. Бостон, как и любой крупный город, полнился придурками, что рядились во что можно и нельзя по настроению. Но здесь было одно крошечное «но». Паренек мамой клялся, что находил «фотографию» с похожим человеком. Да только она была начала XX века и имела заголовок: «Великий Чикагский Пожар 30 лет спустя». А лица у них были примечательно похожи — из-за огромного ожога на шее, переходящего выше. То, что последнюю, настолько важную зацепку парень, как любитель нагнать саспенса, припас напоследок, заставило его тихо выругаться. Но свои 15 баксов парень честно заслужил.

Резко останавливаясь, чуть повернув голову, Салли сделал несколько шумных вдохов, стараясь понять, отчего его чутье сейчас буквально кричит. Сейчас было уже почти 4 утра. Людей здесь было не так много даже у главной дороги, и ни с кем из прохожих он не пересекался дважды за эти почти 2 часа. Или все же… Начиная потихоньку движение, чуть прикрыв глаза, мужчина прокрутил в голове каждого, кого успел заметить. И один из случайных встречных заставил его ненадолго чуть дольше задержать взгляд. Потому что это был блондин. Но моложе. А потому к нему он быстро потерял интерес. Да только, кажется, его же он успел один раз заметить краем глаза. Странно. Все это было чертовски странно. Но… пока было спокойно. И, возможно, у него есть время проверить свою догадку, искренне жалея о том, что в свое время не стал так глубоко погружаться в то, что у Гару принято называть Дарами. Поправляя лямку рюкзака, Салли огибает здание, начиная закладывать первый из трех поворотов налево, подбираясь все ближе к парку, что был совмещен с полем для гольфа и зоопарком. Обширный «зеленый остров», окруженный частными домами и низкоэтажной застройкой, что был местом для самых разных светлых событий днем. И мог стать еще одним местом преступления. Потому что детей всегда находили в парках — мирно сидящими на скамейках. И без капли крови внутри. Едва слышно начиная уже буквально рычать себе под нос, он делает еще один поворот налево, оказываясь на уже чуть более широкой дороге, что чуть лучше освещалась фонарями. Идя вдоль аккуратных, чаще всего, дворов, он делает еще один поворот, после останавливаясь среди деревьев на небольшом пятачке у поворота. Прижавшись спиной к стволу с пожелтевшей уже листвой, казалось бы, спокойно и почти буднично достает из рюкзака, где была запасная одежда, термос, и начинает пить из него чай, искренне надеясь, что в этот раз одно ископаемое не кинуло туда какой-то подарок «от чистого сердца». Делая медленно глотки, Эскобар снова замирает. Потому как ненадолго ему кажется, что он слышит в отдалении голос, что напевал какую-то детскую песню или считалочку. И этому голосу словно вторил… детский?

Напрягая слух и, возможно, зря подставляя спину, Эскобар снова принюхивается, хотя едва в этом был смысл, пока он был в человеческом облике, и начинает осматривать улицы, что шли к парку. Предчувствие практически кричало о том, что может случиться что-то очень плохое.