РЭЙФ (РУА) АН ТАРРЕН / Я́РФАХ СУЭН | RAFE (RUA) AN TARREN / JARFAH SUEN
бастард маркграфа ан Таррена, полукровка-кале, маг, ученый, лекарь

Miles McMillan

26 | человек | Эйдин

••••••••••••••••••••••••••••••••••••••••••••

Образ персонажа

[indent]  [indent] I. ВИНОВНИЦА
[indent] В Аван Валлии появилась женщина-кале без табора, и слухи поползли по городу, как заразная хворь. Люди говорили, будто она ведьма: иногда ее видели за сбором трав, а те, кто по несчастливой случайности проходил мимо крепкого каменного дома, где она с чьего-то дозволения поселилась, изредка замечали ее высокую, тонкую фигуру. Молода, хороша собой, полна сил и юной энергии, эта женщина словно глядела в душу и знала больше, чем осмеливалась сказать — разве что за хорошую горсть монет. Множество серебряных украшений сияли на солнце, подчеркивая ее спокойное изящество. Вскоре, однако, одежды ее стали свободнее, а под ними все заметнее округлялся живот. Кто был настолько глуп и слаб, что не побрезговал раздвинуть ей ноги, сетовали горожане? Не иначе околдовала несчастного! Ведьма-кале стала шлюхой-кале, а ее вылезшее по весне на свет белый отродье проклинали, желая, чтобы голодное воронье выклевали ему глаза и выцарапали сердце.
[indent] Мальчик-кале и сам был похож на то воронье: черные кудри, что унаследовал от матери, непослушно падали на лоб, с острыми чертами лица и пристальным взглядом он слишком сильно, как и его мать, отличался от всех. С ним не хотели играть другие дети: едва завидев ребенка вместе с матерью-бродяжкой на городской торговой площади, они разбегались и кричали обидные слова издалека, а при любом удобном случае старались толкнуть его или бросить в него камень. Охранник, который всегда сопровождал Эдуа с ребенком, иногда лениво грозил ребятне и отгонял лишь тех из горожан, кто бросался озлобленным зверем на проклятую кале. Женщина молчала, стоически, с гордо поднятой головой, терпела грубость, словно давно уже привыкла к поганому отношению, и прижимала к себе сына. Он еще не понимал, почему их так ненавидят.
[indent] За четыре весны своей жизни Руа, как звала его мать, привык быть один. Их добротный дом казался ему огромным, холодным и пустым, и только сквозняк гудел под крышей да трещал огонь в очаге. В доме не было слышно разговоров, не было никого, кроме матери и двух мужчин, которые становились равнодушными и даже недовольными, едва замечали рядом кого-то из тех, кого им было позорно поручено охранять. Им претило их паскудное задание, несмотря на то, что Эдуа была добра, а ребенок с восхищением пялился на больших и сильных дядек, скромно прячась за углом и не решаясь подойти. За четыре весны мальчишка привык. Он слушал мать, учился у нее знаниям о травах и лекарственных настоях, напевал с ней песни ее народа и познавал одинокий мир, все еще не понимая, отчего этот мир его так ненавидит. Не имея никого рядом, кроме матери, Руа находил друзей среди животных, чаще таких же одиноких, как он сам. Его удивительная способность подружиться, казалось, с каждой бродячей собакой и кошкой в итоге едва не привела к тому, что дом, где жила кале, стал и их домом тоже: подкармливаемые и заглаженные звери сами доверчиво шли туда, только подтверждая убеждения простых людей, что их призывает ведьма для каких-то своих темных дел.
[indent] То и дело простой люд обговаривал Эдуа, плевал ей в спину и сторонился. Едва ли не в каждой беде жители винили ее: кожевник распорол руку — ведьма прокляла за то, что его жена косо на нее поглядела, у гончара кувшин раскололся — так это из-за того, что он кале его не продал, куры у соседки передохли — бродяжка позавидовала. Сын мясника сыпью пошел из-за того, что в отродье кале камень бросил, а у детей купца жар, потому что обозвали мальца грязным выродком, а его мать — и того хуже. Невинное дитя? Да у него в крови нечистые силы. А без табора они, потому что их и оттуда изгнали, видать, а другие бродяги брать к себе опасаются. Ведьма и ублюдка своего небось родила от какого-то бедняги, чтобы с него что-то взять, дескать, твой щенок, вот и бери его в семью, расти да корми, часть имущества давай. Вон ведь и дом у нее есть… И вообще, сосед соседа сказал, что его родственник по пятому пальцу, чья девка у герцога в замке прачкой трудится, слыхал, что, маркграфиня совсем слабой стала, бледной, как поганка, точно кале во всем виновата, наслала беду. А то зачем она тут поселилась? А вот для чего.
[indent] Грязь грязью, а идти против Эдуа не осмеливались. До тех пор, пока в городе не начали происходить по-настоящему пугающие события. Люди стали пропадать, а через несколько дней их ни живыми, ни мертвыми нашли в лесу: изуродованными, с вырезанными на груди колдунскими знаками. Ведьма! Это все ведьма из кале сделала! Не просто так вокруг ее дома черные котята вьются, не просто так ее отродье полную корзину полыни собирал.

[indent]  [indent] II. ГНЕВ
[indent] Людское недовольство страшно сообща. Одна крыса может натворить мелких бед, но свора их смелее и вредоноснее. Озлобленные люди — как те крысы, только движит ими не инстинкт к жизни, а пожирающий сердца гнев. Людской страх, пропитанный гневом, подобен гнили, что выедает изнутри и делает из разумных созданий жестоких и мстительных безумцев.
[indent] Эдуа помешивала в котелке горький настой, приговаривая, что ложка меда сделает его вкуснее. Настой для ребенка — не своего сына, но такого же достойного жить. Она никогда его не видела, однако жалела, зная, что его мать не может позаботиться о нем, ослабев после рождения близнецов, самых младших детей высокой крови. Кале не знала о горожанах почти ничего, не считая увиденного своими глазами: кожевник уставал от сварливой жены, у гончара завелась жирная крыса, куры истекали слизью и падали, а хозяйка не уследила; чей-то дитенок сыпью покрылся после игры у цветущих кустов, а купец привез вяленые фрукты с белесыми пятнами. Настой исходил густым паром, время перевалило за полночь, мальчишка Эдуа притих, крепко уснув еще после захода солнца. Ему уже исполнилось пять весен и он умел ловко и быстро отделять ягоды от веток, мурлыча себе под нос песню о песках и каменных исполинах, охранявших ворота в чудесный город. Но в этот час за порогом звучала другая песня: гомон, крик и какофония из проклятий.
[indent] Горожане требовали повесить, сжечь, разорвать бродяжек, виновных в их бедах. Окраина города наполнилась шумом гневных голосов, стуком вил и палок, вонью горящей смолы в факелах и ненавистью — почти живой, тенью легшей на каменных стенах. Запертая дверь недолго сдерживала толпу, и вскоре Эдуа и ее растерянного мальчишку грубо выволокли на улицу, обещая покарать их за преступления, о которых они даже не знали. Колким ужасом этот момент отпечатался в памяти Руа, но худшее было впереди.
[indent] Когда злобные голоса вдруг обернулись испуганными, когда послышался грохот копыт, когда толпу вдруг отбросило, казалось, должна была прийти и радость от спасения, но все, что помнил мальчишка-кале — кровь и страшные лица, искаженные в свете огня. Прибывший маркграф ан Таррен со своими людьми безжалостно убил нескольких человек, бросив лишь короткий взгляд в сторону застывшего от потрясения ребенка. Этот мужчина был похож на разъяренного зверя, пугавшего своей жадной жестокостью, словно кто-то покусился на его добычу. А после он забрал эту добычу в свой мрачный замок, оставив после себя несколько вздернутых на дереве там же тел — в назидание всем, виновным, помышлявшим и нет.

[indent]  [indent] III. ГРЯЗЬ И КРОВЬ
[indent] Махрет ан Таррен, маркграф Эйфиона, славился то ли сумасбродством, то ли независимостью. Имея влияние, средства и верных ему людей, он всегда как будто оставался в стороне от политики. Однако стоило Харальду Редвальду обратить свой взор на Эйдин, что по мнению ан Таррена было лишь вопросом времени, как маркграф выступил за присоединение княжества к Вальдену. Король Телврин с упорством глупца сопротивлялся, а маркграф считал, что Эйдин все равно не устоит, и какой-никакой союз с Харальдом не превратит княжество в земли крови и обглоданных падальщиками костей. Однако, когда противники ан Эльтайнов задумали уничтожить династию, Махрет ан Таррен не поддержал заговор, расценив, что задуманная расправа — поступок недостойный и слишком жестокий. Вместе с тем, не встал он и на сторону уже приговоренных, опасаясь за свой род. После Ночи Длинных Ножей для возвысившихся Маравинов ан Таррен стал бездействующим — не то союзником, не то противником, с которым, тем не менее, так или иначе приходилось считаться. Для сторонников ан Эльтайнов и народа Дом ан Тарренов стал родом предателей, заговорщиков и лжецов, пусть слухи о том, что Махрет не поддержал истребление правящей династии ходили по Эйдину. Бездействовал, не встал на защиту короля — все равно предатель.
[indent] Старший сын и наследник Махрета, Риагад ан Таррен, наученный отцом и такой же преданный семье, руководил маркграфством безжалостной, железной рукой. Выбрав сторону нейтралитета, но не рискуя открыто противостоять Маравинам, он был вынужден создать видимость беспощадного, едва ли не бесчеловечного, правителя Эйфиона. У одних маркграф вызывал уважение, у других — сильнейшее неприятие. И те, и другие не решались перечить ему и, глядя в глаза, напомнить о бездействии его семьи.
[indent] Супруга Риагада, до замужества баронесса Маденн, хрупкая и бледная, словно фигурка из тонкого хрусталя, родив двух сыновей — Вальреда и Моргана — а также двух дочерей-близняшек, скончалась вскоре после появления в доме любовницы маркграфа и его бастарда из народа кале.
[indent] Отец. Руа не спрашивал, кем он был, будто понимал, что не получит честный ответ на этот вопрос. Он был просто ребенком, которого растила добрая мать, изгоем, как и она, одиноким из-за ее крови, но не считал это злым роком — слишком мал, чтобы судить людей и их поступки. Отец появился в его жизни неожиданно. Кто этот страшный человек и почему мы здесь, в этом огромном, как целый мир, замке? Потому что это твой отец. А это — братья и крошки-сестры. Прими это, живи с этим до конца своих дней. Несчастливый случай преподнес маленькому кале семью, которую он не хотел, но был должен принять, просто потому что так должно было случиться.
[indent] Его ненавидел весь город — это из-за него погибли честные люди. За спиной шептались, то и дело припоминали, но навредить отныне боялись: гнев маркграфа из рода предателей и убийц сожрал всю спесь. Если не ведьма из кале сотворила темные дела, то кто? Чернокнижники, последователи вечно голодных богов, слабовольные почитатели тьмы. Женщина невиновна. Но виновна в другом — околдовала маркграфа, задушила болезнью его супругу, оставила несчастных наследников без заботы и с черным пятном у них на глазах.
[indent] Дети маркграфа, единокровные братья, ожидаемо не приняли новых членов семьи. Попытки наивного ребенка подружиться заканчивались горькой обидой: в чем он виноват, что его ненавидят все, даже те, с кем он от одной крови? Братья отталкивали его, дети слуг сторонились, отец пугал одним своим существованием, и крошечный мир Руа превратился в чудовищную темницу, такую холодную, что даже любви матери теперь не хватало, чтобы согреть.
[indent] Но Эдуа не была беззащитной женщиной, какой ее могли считать все вокруг. Она не позволила выпотрошить сердце своего сына, и ее тепла и выдержки хватало на всех, даже на чужих детей, пусть они раз за разом отталкивали любовницу отца, за что та с пониманием все равно не осуждала их. Ее доброта и забота сплелись с правилами рода ан Таррен о преданности семье в единое целое, что одновременно отличало Руа от всех и делало его частью этого дома. Он не был настойчив, однако его скромные попытки поделиться малой частью того, чего были лишены наследники сурового маркграфа, постепенно дали плоды. Доверчивым и осторожным щенком мальчишка-кале так или иначе тянулся к родне, и первым, кто наконец принял нового брата, стал Морган. Со временем, лишенные материнской привязанности и получившие ее от Эдуа, сиблинги смягчились и в отношении ее. Вдобавок, они видели, с какой бережностью она нянчилась с крошечными сестрами, будто сама недавно родила их, и это в конце концов усилило доверие к женщине, которая в итоге стала им матерью — пусть не по крови, но душой и всем сердцем. «Они все — мои дети», — говорила она с тех пор. Казалось, женщина могла усмирить даже дурной нрав маркграфа, несмотря на то, что былая страсть, которая некогда свела их вместе, угасала, и кале знала, что перед ней совсем не тот человек, которого она могла любить.
[indent] Маркграф же в глазах Руа не любил никого, пусть его отношение к детям, даже к нему, грязному бастарду, можно было расценить как властную опеку и бережность. Еще в первые годы жизни в замке в Аван Валлии он убедился, что отец не терпит какого-либо неподчинения: стоило Эдуа пойти поперек него, как маркграф пришел в ярость — настолько сильную, что это едва не сломало женщину и самого Руа. Или Рэйфа — как назвал его Риагад.

[indent]  [indent] IV. У ЛУНЫ ДВЕ СТОРОНЫ
[indent] Никто так и не узнал, где маркграф Риагад ан Таррен встретил колдунью из кале по имени Эдуа. Однажды он тайно привез ее в Аван Валлию и поселил на отшибе города в одиноком доме, приставив охраной несколько своих людей.
[indent] Эдуа — сирота, воспитанная бродяжниками. Свою родню она помнила плохо, что с ними случилось и вовсе не знала, а обучила ее всему старуха из табора: как лечить, как травы знать и как очарованием владеть. Эдуа была хорошей ученицей, лучшей, как говорила старуха, любопытной, старательной и осмотрительной. Куда бы они ни пошли, ее таланты помогали табору, а магия очарования спасала и в тяжелое время, и в богатое. Эдуа многим нравилась за свою красоту, внутреннюю силу, но больше — за сострадание и отзывчивость. Это и сыграло с ней в судьбоносную не то злую, не то счастливую, не то в шутку, не то в трагедию.
[indent] Ее сердце покорил воинственный, обжигающий, подобно пламени, маркграф. Что в нем привлекло Эдуа, она и сама не смогла бы объяснить. Может, непоколебимая воля, а может, несокрушимое стремление покорить все, на что упал его взор. Впечатляющую надежность, которую кале разглядела за его хладнокровием: семья — прежде всего, за нее Риагад был готов отдать все, даже самого себя. Маркграф ан Таррен не мог отвести от девушки взгляд; его очаровала не ее магия, а ее танец, легкость и мудрость, с которыми она шагала по миру, ее нежные руки, втиравшие ароматные мази и накладывавшие повязки на его раны — кто мог подумать, что какая-то безродная кале спасет ему жизнь. Она сама легла к нему, покорилась и ушла за ним, оставив прошлое ради зародившегося в ней будущего.
[indent] В Аван Валлии маркграфа ждала болезная, увядающая супруга, родившая слабое дитя. Эдуа смиренно осталась в роли редкого развлечения и тайной знахарки для маркграфини и беспомощного, блекшего с каждым днем Моргана. Для Риагада так и осталось загадкой рвение кале помочь несчастной женщине, которая могла бы стать ей соперницей. Так или иначе, знания кале сохранили жизнь и маркграфине, и ее второму сыну, а для Эдуа, помимо рожденного вскоре Руа, стали еще одним залогом защиты в краях, где бродяжников гнали и поминали недобрым словом.
[indent] Эдуа не испытывала разочарования, узнав, что маркграф привык брать то, что ему хочется, и того, кого ему хочется ради собственного удовлетворения. Хоть она печалилась об утраченной свободе, однако теперь была ответственна не только за свою жизнь. Маленький Руа стал ее радостью и смыслом, он забрал всю ее любовь и отдавал столько же взамен, и эта любовь в последствии стала еще больше, ведь дети маркграфини нуждались в ней так же, как и ее родной сын. Не силой очарования, а материнской заботой Эдуа добилась от них привязанности и приняла, как своих, зная, что маркграфиня доверилась ей и была благодарна. Этот странный союз не был в тягость кале: еще в детстве она поняла, что каждое дитя должно быть любимо, не важно, чьей оно крови и из чьего чрева вышло.
[indent] Жизнь рядом с маркграфом оказалась слишком тяжелой. Его ярость невозможно было остановить; эту ярость Эдуа прочувствовала на себе сполна. Всего несколько раз она осмелилась использовать на Риагаде очарование, чтобы защитить себя и тех, кто попал под его горячую руку, однако мужчина почуял действие магии и выбил из кале все желание пробовать снова. Его не остановило даже понимание, каким чудовищем он в очередной раз предстал перед Руа.
[indent] С того дня Эдуа стала тенью в замке ан Таррен. Стараясь избегать маркграфа, она продолжала заботиться о детях, несмотря на косые взгляды всех прочих жителей обители ан Таррен, которые стали еще менее доброжелательны к провинившейся и отвергнутой кале. Эти трудности не сломили Эдуа, пусть кожа ее посерела, а улыбка слабым росчерком появлялась на лице лишь в минуты, проводимые рядом с пятью ее детьми.
[indent] Несмотря на проступок Эдуа, маркграф не поменял своего отношения к Рэйфу, и за это кале была ему благодарна. Ее сын, хоть и был бастардом, но все равно принадлежал крови ан Таррен и оставался под защитой семьи. Он получал то же образование, что и законные дети маркграфа Эйфиона, обучался вместе с ними и был частью этого рода, где каждый был взращен в непоколебимой преданности друг другу. Но в каждом роду так или иначе найдется вшивый пес, и им оказался вовсе не кале-полукровка Рэйф, что бы о нем и его безродной матери ни говорили.
[indent] Тот поход на охоту едва не обернулся трагедией. На маркграфа было совершено покушение, сильно раненого его привезли в замок, где лекари сделали все возможное, чтобы спасти своего господина. Дальнейшую его судьбу отдали в божественные руки — если высшим силам будет угодно, говорили они, маркграф выживет. Никто не ждал помощи от бродячей лекарки. Что она может? Приложить к ранам тряпицы, вымоченные в коровьей моче? Может, поджечь травы и нашептать молитвы своим проклятым амадийским богам? Каждую ночь над слабым телом Риагада склонялась тень, однако то была не смерть, а его женщина-кале. Он чувствовал ее запах — медовый, а еще запах ее снадобий и жгучих мазей, которые выводили гной из ран и ослабляли боль. Ни слова она не сказала ему, пока тот лежал в цепких лапах лихорадки, лишь иногда приходя в себя, не способный даже руку поднять, чтобы дотронуться до ее мягких черных кудрей, спадающих с плеча. Ее гнали, но Эдуа продолжала настырно приходить к Риагаду, проскальзывая в его покои с бесшумной темнотой. Она знала, что силы уже возвращаются к маркграфу, и как только он сможет поднять голову, его жизни сможет угрожать разве что тот, кому не удалось убить его на охоте.
[indent] Это была не любовь. Это были преданность и расчет: кто позаботится о Руа, если маркграф скончается? Молодой наследник Вальред? Тот еще слишком юн. Если погибнет маркграф, та же судьба ждет и ее пасынка, разве может она позволить этому случиться? Кто спасет еще глупого Моргана и крошек-сестер? Родня покойной маркграфини? Не успеют…
[indent] В ту ночь Риагад вернулся со всей своей спесью. На рассвете Эдуа должна была снова исчезнуть в своих покоях, чтобы не мозолить глаза маркграфу. Но сам он мозолил глаза тому, от кого не ожидал предательства. Глубокой ночью, не дождавшись смерти главы дома ан Таррен, к нему пришел его собственный брат с умыслом покончить уже наконец с маркграфом — слишком живучим из-за своей шлюхи. Всю жизнь он был лучшим, сильнейшим, высокомерным до скрежета зубов, но уважаемым; всю жизнь он был непобедимым. Ну посмотрим, думал предатель, насколько ты непобедим перед ликом смерти. Однако он встретился с льдистым взглядом Эдуа. Обещания отпустить ее вместе с сыном и кошельком, набитым монетами, не сработали: женщина перешагнула запрет использовать очарование и удержала предателя, внушая ему отступить и избавиться от желания покончить с маркграфом. Пока она держала его разум приглушенным, Риагад смог подняться с постели и всадить изменщику нож в сердце.
[indent] Преданность подтверждается не словами. С того дня Риагад увидел в Эдуа не просто любовницу и мать его ублюдка, а сильную, разумную, милосердную женщину, которая вызывала в нем, бессердечном звере, уважение. Эдуа не обрела статус его жены, не вернула себе положение утехи, но стала верной подругой.
[indent] А вместе с тем — негласной хозяйкой замка ан Таррен.
[indent] Она не смела вторгаться в разум маркграфа, однако ее мягкость и своевременный легкий контроль в моменты ярости он принимал без былого гнева, осознав, наконец, что Эдуа делает это лишь во благо.

[indent]  [indent] V. СПАСИБО И БУДЬ ПРОКЛЯТ
[indent] Почти сразу, как Руа с матерью прибыли в замок ан Таррен, мальчишку стали обучать наукам и владению оружием. Правда, теперь его звали Рэйф — так сказал отец. Этот человек не был знаком мальчишке, пусть даже несколько раз он видел его в доме, где они жили с матерью, когда просыпался посреди ночи. Маркграф пугал, и Рэйф боялся смотреть в его страшные глаза, вжимал голову в плечи каждый раз, как встречался с ним. Ночь, когда тот примчался спасать их с матерью, еще долгое время возвращалась маленькому кале во снах: он видел разъяренные лица, всполохи огней, разрубленные и повешенные тела снова и снова, и над ним каждый раз нависал этот пугающий человек.
[indent] Несмотря на то, что со временем Руа смог подружиться с братьями, все прочие продолжали обращаться с ним так, словно он был грязным щенком. Люди могли любезничать, но по их глазам и искривленным ухмылкам было ясно, как сильно им противен выродок кале. То и дело Руа слышал упреки, что из-за него погибли невинные, что он сын колдуньи и предателя, что его народ как блохи в этом мире, а сам он та еще гнида… Ох, простите, юный бастард, мы не о Вас. Наставники относились к нему с большим равнодушием, чем к братьям, сетовали, дескать, этот кале ни на что не годен и не выйдет из него ничего путного. Рэйф грустил и очень не хотел остаться в глазах отца бесполезным мусором. Желание угодить маркграфу вынуждало мальчишку стараться еще сильнее, упорно налегать на книги и тренироваться, хоть владение оружием ему было не так интересно, как изучение различных наук. Еще в малые годы он увлекся историей Амадии — родины его предков, исчезнувшей вследствие Катастрофы.
[indent] Он успевал не только учиться, но и находил время для веселья, показав себя жизнерадостным и активным ребенком, таким же добросердечным, как его мать. Что бы о нем ни говорили, как бы ни пытались обговорить, но Рэйф не злился: теперь он уже понимал, за что его не любят, но не хотел соответствовать всему, в чем его обвиняли. Его обиды и грусть всегда оставались при нем и затухали под силой света, который он излучал. Пусть и не для всех. Зачем, если в нем все равно будут видеть презренное отродье?
[indent] Шли годы, и старания мальчишки не остались незамеченными. Маркграф видел успехи сына, и его похвала стала для Руа еще более мощным толчком — отец не должен в нем разочароваться. Пока братья корпели над тем, что обязаны выучить знатные господа, их единокровный брат был отправлен обучаться магическим искусствам. Матушка показала ему врачевание с помощью трав, разделив с ним все, что знала сама, и Рэйф намеревался обучиться тем из искусств, что способны помочь в целительстве и улучшить его результаты. Маркграф поддержал это желание. Он нашел наставников, и его бастард отправился познавать не только лекарское дело, искусство трансмутации, но и мир.
[indent] Мир показал юному ан Таррену характер, а юный ан Таррен не побоялся показать свой характер в ответ. Он стал смелее и теперь смотрел на обидчиков с вызовом, а не прятался за опущенным взглядом безродного сына бродяжки, чем бесил весь город, а заодно и отца. Чего стоила попытка показать свою принадлежность к кале, от родства с которыми Рэйф никогда не отказывался: он проколол ухо и гордо носил серьгу с изображением ладони… До тех пор, пока отец не сорвал ее и выбросил в окно, пригрозив, что мальца ждет то же самое, если он и дальше будет выпендриваться подобным образом. И раз у него есть время на глупости, то пусть лучше займет его действительно важными вещами, полезными для семьи. Так Руа начал прогрызаться через знания об артефактах, которые, однако, увлекли его с не меньшей силой, ведь если говорить о чудесах, это значит, говорить об Амадии. Чтобы понимать древности погибших земель, ему нужно знать их язык — и так он начал изучать древнеамадийский, пока братья постигали силу придворных наук, необходимых разве что в скучных играх «кто кого в занудных знаниях». Занудных в понимании Рэйфа, разумеется.
[indent] Или Я́рфаха, Ярфаха Суэна, как он стал себя называть. За это отец не сбросил его из самого высокого окна замка, рассудив, что имя на кейлимский лад может быть полезно в некоторых случаях, да и что с юных глупцов взять, пусть балуются — но до тех пор, пока это не навредит членам семьи. Перечитав все найденные книги и записи, где упоминалась Амадия, Ярфах принялся донимать путешественников, выискивая истории, сказки и собирая по крупицам все, что так или иначе касалось земель его предков по матери. Неугомонный, он даже взялся за кнут, чтобы проникнуться духом умельцев, водивших караваны. Маркграфу только и оставалось, что закатить глаза, видя бастарда, который зацепился за ветку кончиком кнута и раскачивался, держась за рукоять, с задорным смехом и возгласом «смотри, как умею!». Папина радость, мамина забота с лечением синяков и ссадин. И раз уж Ярфах заметно уступал братьям во владении оружием, особенно искусному в этом деле Вальреду, пусть и метал ножи да гнилые яблоки удивительно прицельно, для защиты своей, а также в пользу семье, герцог дополнительно нагрузил его изучением магии стихий, из которых Рэйф делал успехи в манипуляциях с элементами земли и воды.
[indent] Но сколь бы забавным и талантливым ни был Ярфах Суэн, внутри него всегда камнем ворочалась боль. Он помнил, как отец убивал, помнил его отношение к матери, помнил, кто он. И боялся маркграфа почти так же сильно, как в детстве, разве что теперь, став мужчиной, Ярфах мог дать ему какой-то отпор, пусть даже взглядом. Отец, безусловно, не терпел дерзости, но несмотря ни на что всегда оставался главным защитником семьи: помочь сыну, а уже потом прописать леща. И еще… Он кале. Пусть лишь наполовину, но все равно презираемый и ненавистный. Злые языки приписывали ему всякое, ведь не может сын ведьмы-бродяжки и душегуба ан Таррена быть невиновным. Он — их тень, а они — тенью стоят за его спиной. Ярфах научился быть тем, кем его хотели видеть — сыном своего отца: дерзким, грубым, мрачным. Не жестоким. Он легко мог перемениться, стать добродушным и улыбчивым, весело дурачиться. Что бы о нем ни говорили, какие бы небылицы ни приписывали, называя темным колдуном и приспешником самых гадских культов, бродягой-кале и дикарем, никто все равно не мог вспомнить ни одного правдивого случая его причастности к чужим бедам. Доброту же его обычно списывали на хитрость и неискренность, самую обычную жажду выгоды. А какая она там — одному этому ублюдку известно. Для благородных же людей он всегда был образованным, не самым приметным членом дома ан Таррен — и бастардом, с которого нечего взять.

[indent]  [indent] VI. НАШИ ВООБРАЖЕНИЯ — ЭТО ОТРАЖЕНИЯ НАС САМИХ
[indent] Несмотря на то, что Рэйф был признанным бастардом ан Таррен, его будущее зависело во многом от него самого. Его, молодого и свободолюбивого, тянули исследования, однако он хорошо понимал, что в будущем придется найти себе более приземленное применение.
[indent] И точно не при дворе Маравинов.
[indent] Что бы ни говорили недоброжелатели и глупцы, как бы ни кляли их за прошлое, но ан Таррены не были теми, кто бездействовал. Безжалостное правление Маравинов не было тем, что выбирал маркграф Махрет ан Таррен и его потомки. И пусть правители Эйфиона все так же не были открыто ни на чьей стороне, поддерживать нынешних хозяев Эйдина они не собирались, избрав рискованный путь увиливания под разными предлогами. Тем не менее, от взора Маравинов так просто не уйти, однако нужный случай появился неожиданно.
[indent] Коллекционер артефактов, Ярфах Суэн однажды достал древнее магическое зеркало, которое, к его удивлению, не потеряло своих свойств. Через него полукровка-кале смог связаться с неизвестной девушкой, решившей испытать судьбу там, куда юным барышням ходить не следовало, и где она, очевидно, попала в беду. К счастью, Ярфах успел прийти ей на помощь, и вскоре выяснилось, что барышня — внучка графа Кайр Тарна, соседа маркграфа ан Таррена по западной границе.
[indent] Это знакомство привело к неожиданному сотрудничеству. Рэйфу было предложено стать магом при будущей графине Кайр Тарна, а маркграфу ан Таррену, такому же, по сути, мятежнику против Маравинов, — тайным союзником. Сам Ярфах стал посредником между ан Аргайлами и ан Тарренами, прикрыв все это изящным, цветастым покрывалом якобы слежки за предполагаемыми мятежниками. Слишком простой и очевидный план? Но как раз такие и работают лучше всех.

[indent]
[indent] • Трансмутация, включая магию крови — отличный уровень для его возраста и времени практики, использует в том числе для врачевания
[indent] • Магия стихий: земля и вода — превосходный уровень для его возраста и времени практики, воздух и огонь — начальный уровень
[indent] • Очарование — весьма хорошо
[indent] • Хорошо разбирается в артефактах, но сам зачаровывать не умеет
[indent] • Мать обучила его врачеванию. Знает травы и как готовить из них целительные средства; может залатать раны. Разбирается в ядах и противоядиях
[indent] • Неплохо владеет искусством меча, стреляет из лука, но уступает опытным воинам. Ножи метает гораздо лучше
[indent] • Умеет управляться с кнутом. Огонь со свечи может сбить, но чаще сбивает саму свечу
[indent] • Обучен всякому, что должен знать и уметь сын знатной семьи, но в некоторых вещах не настолько хорош, как его братья и сестры. Может кое-как станцевать, поет так себе, обычно похабные песенки и баллады кале. На музыкальных инструментах может разве что сбряцать и подудеть. Изящных искусств не знает
[indent] • Выучил древнеамадийский язык

Дополнительная информация
[indent]Удивительно дружен с животными и очень их любит. Сдувает пылинки со своего вороного коня по имени Нарам. Если встретит перевертыша, будет безумно счастлив. По этой причине не так восхищен участием в охоте, в отличие от братьев и отца. Но мяса пожрать — это за милую душу.
[indent]Имеет двоякие вкусы на все подряд, например, считая красивым то, что многим не нравится или даже пугает.
[indent]У Ярфаха, что называется, «говорящее лицо», зачастую он не способен контролировать эмоции, которые показывает: если ему смешно — смеется, если рад — буквально сияет, если саркастичен — это заметно, когда ему противно или он злится — это тоже видно. Но если очень надо, сделает рожу кирпичом, после чего ему будет просто необходимо проржаться или выплевать парочку-другую ругательств.
[indent]Имена:
[indent] [indent] • Руа — имя кале, которое дала ему мать. Известно в семейном круге, чаще его так зовут мать и сиблинги.
[indent] [indent] • Рэйф — официальное имя, данное отцом.
[indent] [indent] • Яˈрфах Суэˈн  — амадийский псевдоним, выбранный самим Рэйфом. Незнакомцам, не знающим его происхождения и родства с ан Тарренами, может представляться именно им, если в том есть причина. Любит это имя, любит, когда его им называют. Можно звать Ярфахом, можно — Суэном, можно обоими сразу. 

Планы игру, пожелания по сюжетам и игровые табу

[indent] • Планирую причинять добро со змеиной улыбкой, делать проблемы, возможно, даже специально, латать причастных и впутываться в приключения. Дворцовые интриги не по мне, но если сюжет будет очень увлекателен для меня, пойду.
[indent] • Играю почти все. «Почти» лучше уточнять по ходу игры, а то вдруг прокатит. Точно не интересуюсь отыгрышем черной чернухи, педофилии, инцеста, нцы ради нцы, излишней, вопиющей жестокости; не соглашусь на травмы глаз, ногтей, зубов.

Что делать с вашим персонажем в случае ухода с проекта

[indent]• Анкету не отдам. Персонажа прошу отправить исследовать какие-нибудь развалины и забыть там.

Пример поста

[indent] Ярко-красная банка с вытянутой крышкой завертелась в его руке, а другой Олли потянулся к булкам для хот-догов, как дверь магазина снова распахнулась, жалобно дзынкнув от совсем неласкового к себе обращения. «Ну здравствуйте», — подумал продавец. Такие парни, как эти, обычно вели себя очень предсказуемо: грубили, выпендривались, делали вид, будто они здесь хозяева района, в общем, в девяти из десяти случаев оказывались теми еще мудилами. Оливер предпочитал распрощаться с такими как можно скорее, выдав им нужную бутылку с дешевым пойлом и молча отсыпав сдачу. Он нисколько не удивился, заметив, что несчастная корзина полетела на пол, а парень, ожидавший свой, вероятно, ужин был дерзко отодвинут в сторону. Мужики были удостоены лишь устало-осуждающего взгляда, а после — говорящей сценой с закатыванием глаз на «красавицу». Ну да, конечно, их птичьих мозгов хватает только на такие вот обидные сравнения для симпатичного патлатого парня. Хорошо, что за прилавком он, а не девушка, к которой еще и домогаться начали бы. Затем последовало отвратное требование, которое Оливеру уже доводилось слышать, на что он ответил все таким же скучающим молчанием. Эти тупицы даже не додумались свои мерзкие рожи прикрыть, хоть знали про камеры. А на заправку они тоже потом пойдут вежливо просить удалить все записи? Равнодушие парня мужику определенно не доставляло удовольствия, ведь по мнению подобных индивидов продавец был обязан затрястись и по меньшей мере расплакаться от ужаса, начать умолять не угрожать ему и, разумеется, в ту же секунду броситься открывать кассу. Ага, щас. Не то чтобы Оливер был бесстрашным идиотом: на самом деле по его спине пробежался неприятный липкий холодок, а в голове на миг зашумело от ощущения беспомощности, однако он постарался оставаться спокойным, чтобы не провоцировать без пяти минут преступника еще больше. Вдобавок, рядом стоял ни в чем не повинный покупатель, которому тоже могло крепко достаться.
[indent]  Олли замешкался, увидев перед носом дуло пистолета. Он чуть отклонил голову, не особенно веря в умственные способности грабителя: а с предохранителя пушку снял? Осознание сложности положения пришло в тот момент, когда пистолет дернулся, следуя нетерпеливому движению своего владельца. Продавец вздрогнул, сжал пальцами емкость с кетчупом, которую все еще держал в руке, теперь ощущая, что его ладони вспотели. Он бросил взгляд на кассу, недалеко от которой, под столешницей, была «тревожная» кнопка. А вдруг патрульная машина полиции будет где-то недалеко и успеет приехать до того, как троица грабителей успеет пристрелить свидетелей их преступления? Деньги и удаленные записи с камер вряд ли устроят этих хмырей, ведь их лица видел не только Блэр, но и покупатель. А последнему грозила уже вполне себе реальная опасность.
[indent]  — Хорошо, ладно, — выпалил Олли, когда дружок мужика с пушкой достал свой огнестрел и поднял с ним руку в направлении парня. — Давайте обойдемся без жертв.
[indent]  Шагнув в сторону, он поставил перед собой красную бутылку, открыл кассу и напряженно выдохнул, глядя в пустые ячейки. Вот же неудача какая:
[indent]  — Тут всего двадцать три доллара и пятьдесят семь центов. Ради этого все затевалось?
[indent]  Как не повезло, а? Даже понятный в такой ситуации испуг не смог скрыть нотку издевки в голосе Оливера. Парень начал неспешно выгребать деньги одной рукой, а второй попытался нащупать заветную кнопку сигнализации.
[indent]  — Не пизди, — выплюнул мужик, все еще держа Олли на прицеле.
[indent]  — Да если б, — буркнул тот в ответ.
[indent]  Где же чертова кнопка?!
[indent]  Быстрый взгляд в сторону. Покупатель все еще рисковал остаться с дырой в голове. Плохо. Нужно же что-то сделать, верно?
[indent]  — Давай шевелись! — гаркнул грабитель, тыча пушкой Оливеру в лицо.
[indent]  Он сам-то понимал, что такие действия не очень помогают потенциальной жертве сосредоточиться? Парень дернулся, рефлекторно пытаясь уклониться от оружия, и несколько монет, выскочивших из дрогнувшей руки, покатились по полу. Может, вот он, его шанс? Продавец ругнулся и присел, принявшись собирать мелочь с видом, будто это стало его главной целью в жизни — пока еще жизни. Вряд ли это можно было назвать короткой передышкой: страх накатывал безжалостными горячими волнами, заставлял пальцы трястись, а взгляд быстро бегать по сторонам в поисках хоть чего-то спасительного, словно под прилавком должна была открыться сказочная нора, в которую Оливер смог бы запрыгнуть и унестись подальше из этого места, или кто-то припрятал под столешницей пулемет. Тогда он наконец увидел заветную кнопку. Несуразная радость вдолбилась в мозг очень странным порывом; Оливер едва ли не выпрыгнул из-под прилавка с тупой улыбкой, которая наверняка обескураживала всех собравшихся. Он совершенно не подумал о том, что его действия могли вызвать резкую реакцию и последующий неосторожный выстрел.
[indent]  — Нашел! — истерично-весело ляпнул он, выкатил из ладони мелочь, а потом резко схватился за кофе и плеснул им грабителю в лицо. Стресс доводит до безумных поступков.
[indent]  Сумасшедший? Да. А что? Хочешь жить — действуй, поражай, удиви врага своей непредсказуемостью и постарайся не словить при этом пулю.
[indent]  Мужик взревел, как подбитый медведь, и прижал руки к обожженному лицу. Тот, что целился в другого парня, развернулся, готовый нажать на курок и отомстить за друга дерзкому, ненормальному продавцу. Ему для этого потребовалось всего несколько секунд, но их хватило, чтобы Олли ухватился за свое следующее «оружие» — первое, что попалось под руку — кетчуп. Бутылка со звучным «пфрр» выстрелила соусом неприятелю в глаз, и тот аж отшатнулся от неожиданности, всецело отдавшись на милость рефлексам. Блэр нырнул под стол в паническом порыве клацнуть по «тревожной» кнопке…
[indent]  Но не успел. Жертва нападения горячего кофе, проклиная парня на чем свет стоит всеми известными ему словами, схватил его за футболку, цепляя при этом еще и за волосы, и дернул в сторону с такой силой (явно увеличившейся от страшной обиды), что Оливера отбросило на пол, и он покатился, задевая руками пакеты и всякую мелочь, валявшуюся за прилавком.
[indent]  — Ты что задумал, тварь?? Я тебе сейчас мозги вышибу!
[indent]  Лишаться мозгов, которых, кажется, и без того был недостаток, ради каких-то двадцати трех с половиной долларов Оливер Блэр очень не хотел, но, судя по всему, у него уже не оставалось выбора. Все его девять кошачьих жизней рисковали превратиться в ноль. Ну, по крайней мере, он отвлек все внимание на себя, и парень, которому не суждено было получить свой хот-дог, получил сомнительный, но все же шанс сбежать.