✧ Star Trek: Discovery ✧
я возьму Philippa Georgiou (mirror universe), если ты возьмёшь кого угодно из Звёздный путь: Дискавери

* * *
Шоу должно продолжаться, а история этой прекрасной женщины - тем более. Филиппа проделала долгий путь, но такие, как она на покой не уходят он им только снится. Замесов во Вселенной всё ещё предостаточно и пропустить какой-нибудь особо эпичный для бывшего Императора Джорджиу просто непозволительно. 
* * *
залетайте в личку, всё обсудим.

пример вашего поста

Сказать, что весть отца о прибытии в Штормовой Предел Эймонда Таргариена породила переполох, значит не сказать ничего. Увидеть самого большого дракона во всех Семи Королевствах и принять в твердыне его всадника – многие ли удостоились подобной чести? А когда выяснилось, что принц прибудет не с праздным визитом, а с предложением породниться с королевской династией через брак, замок и вовсе загудел, словно растревоженный улей. Юношу встретили турнирами и пирами, и на одном из них лорду-отцу наконец-то удаётся организовать смотрины. Кассандра и Эллис, обрадованные возможностью покрасоваться новыми платьями и украшениями (да ещё и перед принцем!), отправляются перебирать содержимое сундуков под бдительным надзором матушки. Марис, прежде чем присоединиться к ним, медлит, бросив на младшую взгляд, значение которого для Флорис осталось загадкой. Девушка беззаботно пожимает плечами, не желая забивать себе голову – поведение умницы-сестрицы уже давно стало загадкой для прочих. В дверях маячит молоденькая служанка, скромно предлагает помочь с выбором, вот только оный уже сделан и расправлен на постели. Девочка за спиной не выдерживает и восхищенно охает. Что ж, тогда решено. Леди Баратеон редко одевается в цвета своего дома, семнадцать ей исполнится только в следующем году, поэтому пока отец потворствует желанию дочери облачаться в платья редких оттенков. На пир она явится в бронзовом с золотом наряде.
— Уложи мне косы и можешь идти, — служанка покорно кивает и принимается за работу. Попутно пересказывает ей едва ли мне все сплетни, что ходили по замку о принце. Леди Баратеон пропускает болтовню мимо ушей, вряд ли в этом трёпе есть хоть слово правды. Сама она, к слову, о юноше почти ничего не помнит. Ей, конечно, приходилось видеть тогда ещё мальчика в Королевской Гавани, их лорд-отец исправно привозил дочерей на все торжества, где знати и их семьям присутствовать было необходимо, но те дни она едва помнит. Обменивалась, конечно, несколькими ничего не значившими фразами, к которым обязывали формальности, но и только. Девочка порой останавливала на Эймонде взгляд, серебристые волосы Таргариенов притягивали взоры против воли, и сочувствовала, простодушно и по-детски искренне. Для неё самой пиры были прежде всего обязанностью (чуть позже – возможностью насолить тем, кто ей неприятен), но никакой радости она от них не испытывала. А на сей раз и вовсе скучала куда больше,  чем позволяли приличия, как впрочем, и почти все собравшиеся. На скоморохов едва ли обращали внимания, ожидая того действа, ради которого знать собралась под сводами Штормового Предела.
«Он красив», — отмечает девушка, подняв глаза на остановившегося возле неё принца. По нему должно быть вздыхают все девицы Семи Королевств, и не только девицы: леди Баратеон почти уверена, что один из отцовских вассалов одарил Эймонда мечтательным взглядом. Некоторые придворные и вовсе едва не подавились вином, когда Таргариен обратил внимание на младшую из сестёр. Виду никто не подавал, но Флорис успела узнать этих людей, и может с уверенностью сказать, что они по меньшей мере удивлены.
—Вы окажете мне честь, мой принц, — позволив себе легкую улыбку, произносит девушка. Чашник тут же наполняет кубок юноши, собственный юная леди накрывает раскрытой ладонью – он наполнен достаточно. —Надеюсь, наши скромные развлечения не утомили вас, — добавляет чуть тише. —Штормовому Пределу сложно сравниться с пышностью Королевской Гавани, но твердыне моего отца тоже есть чем похвастаться. Если знать, где искать.

✧ the witcher ✧
я возьму Radowid V, если ты возьмёшь Filippa Eilhart


* * *
Основные моменты: я тебя ненавижу так сильно, как это вообще возможно. Ты издевалась надо мной в детстве под видом обучения. Ты стала причиной смерти моих родителей и упадка моей страны. И, разумеется, наша ненависть взаимна, благодаря некоторым событиям, не так ли? Я хочу отомстить, и это желание затмевает мне глаза - так что мы сейчас почти на равных.
Планирую играть прям много чего, от детских времен королевича (и увлекательных пыток) до юности, переворота и итогового противостояния, в котором от действий ведьмака Геральта зависит, кому из нас жить, а кому - умереть.
* * *
пожалуйста, пиши посты хотя бы раз в месяц; я не читал всех книг и в основном вдохновлялся третьей частью игры, но с удовольствием подхвачу всё что надо подхватить, в вайб умею и по максимуму использовать текст тоже.
Внешность мне не принципиальна, приходи с любой комфортной или бери модельку из игры.
Фанфакт - всех остальных из Ведьмака тоже милости прошу, могу много об этом говорить и много кого/чего играть в альте

пример поста

Что такое охота, если не стремление одной души найти другую душу и полностью подчинить своей власти через смерть?
Дэн Симмонс

Старк не испугалась, по крайней мере, явно, но её шаг отчётливо изменился. Любой охотник, проведший в лесу немало ночей, мог бы услышать это неуловимое изменение, которое тоненькой позёмкой, едва ощутимым шепотком ветра коснулось кожи. Так менялся мир, превращаясь в тесную клетку, где невозможно избежать столкновения. Так стрела ложилась на тетиву, а патрон готовился к выстрелу. Знакомое, будоражащее кровь изменение - и не важно, что ни один из них ещё не прекратил движение по намеченным заранее и неизбежно пересекающимся сейчас траекториям.

Он подумал, что между ними уже заключен тот невыразимый, но тем не менее осязаемый и весомый, как клятва на крови, договор. Что в такие лунные ночи выжить может тот, кто первым схватит второго за горло, тем или иным путём. Почему вопрос злых насмешек перешёл вдруг в разряд вопросов жизни и смерти, Рамси не знал, просто понял это по тому, как много света отражали глаза Сансы - разве человеческие глаза могут быть такими зеркалами, двумя монетами, какие в старые, старые времена (на этой земле тогда правили дикие племена, воскуривающие ядовитые травы к небесам) клали на глаза мертвецов? Когда леса простирались, как бескрайнее одеяло, от севера до юга, может быть, здесь бродили люди с глазами, блестящими, словно волчьи.

Их траектории всегда пересекались, чаще намеренно, чем нет. Лунная тропа в воде, которую Санса невольно побеспокоила, ступив на мост, искажалась и дробилась на отдельные искры. Эти блестящие глаза скользнули мимо уха Болтона, словно его и не существовало в чужой вселенной, отчего уголки его рта дернулись и изогнулись. Теней на лице стало больше. Волосы Сансы - отблеск далекого костра - никак нельзя было поймать взглядом, даже узкой линии прямо надо лбом, потому что луна не добиралась под чепец. До тошноты правильно, как будто она сама была правильной. Будто проклятая птица с белыми глазами встретилась ему случайно.
Будто с ней всё в порядке, а вот с ним - совсем наоборот.

Санса заговорила; Рамси с трудом разобрал её слова, одновременно тихие и гладкие, как звук брошенной по гладкой воде круглой гальки, щёлк-щёлк-щёлк. Церковь. Его брови вопросительно взметнулись вверх.
Бог подпускал Сансу ближе, видел её в луче своего внимания, иначе она не смогла бы даже зайти в святой дом. Домерик сказал бы, что девчонку Старк надо оставить в покое - что сейчас она себя не раскроет, если только есть, что раскрывать. Он вообще не любил детские жестокие забавы. Но Домерик ничего не мог сказать уже три месяца как (именно поэтому его оружие перешло в новые руки и теперь оттягивало ремень на плече Рамси), так что Болтон не ушёл с чужой дороги, ощущая гибкий деревянный настил под ногами и выглаживая двумя пальцами рукоять ножа. Тогда Санса сама это сделала, качнувшись в сторону.

- Действительно, засиделись. Я провожу тебя, - сказал Рамси насмешливо и уверенно, чтобы его слова не показались вопросом. Но Старк не остановилась и - может быть - даже уже не могла остановиться посреди шага, не потеряв равновесия. Но, тем не менее, этого было достаточно.
Тогда он обернулся и схватил её локоть свободной рукой, качнув скромный, ускользающий из поля зрения силуэт ещё раз, уже в другую сторону. Рамси ощутил рывок, с каким стрела покидает объятия расправившейся тетивы.

Loki разыскивает!

✧ Scandinavian gods and monsters ✧
Hel

✧ sienna guillory ✧
* * *
Хель — дитя Локи и великанши Ангрборды, сестра зловещего волка Фенрира и змея Йормунганда. От матери она унаследовала величественные размеры, от отца — мрачную ироничную проницательность. С асами у неё отношения, мягко говоря, натянутые: она помнит, как Один рассудил её и братьев, и не считает это справедливым. Да и Локи... трудно назвать их связь тёплой. Он — причина её рождения и её проклятия, но не её опоры, даже когда пытается помочь и заботиться в собственной манере. Возможно, именно поэтому Хель научилась быть сама себе домом и богом.

Несмотря на изгнание в царство мёртвых, она приняла свою роль не как наказание, а как долг. Хель стала той, кто принимает всех, кого отвергли жизнь и боги. Она не богиня пиршеств, но в её владениях есть покой — забвение боли, голода и страха. Хельхейм — не Вальгалла, но те, кто сюда попадает, обретают последнюю передышку. Царство оберегают огромный пёс Гарм и мрачная стражница Модгуд. Защита — надёжная: реку Гьёлль, окаймляющую пределы её мира, не перейти ни смертным, ни богам. Единственный путь — через мост Гьялларбру, что, как звон колокола, сообщает о живых, ступивших в её земли.

Один позволил ей выходить на поверхность Мидгарда (в том числе благодаря Локи, который нашептал ему об этом как о хорошей сделке и отсрочке Рагнарёка), но часть души Хель всегда находится там, за гранью жизни.

* * *
Обещаю пытаться решать вопрос отцов и детей и как-то исправлять прошлые неловкости
Йормунганд обещает пасть порвать за семью, можно пользоваться)
В целом, угораем, пишем посты и наслаждаемся жизнью, можно в любую дичь, ты только приходи.
Люблю посты чаще раза в месяц, кстати)

пример поста

Сигюн бы сказала, что он идеально справляется. Потому что идеальная копия не вспоминает о том, что она не является оригиналом, она живёт как оригинал и верит в свою оригинальность. Это простое — но крайне сложное в исполнении — правило, которое позволяло Локи быть кем угодно и проворачивать умопомрачительные трюки. В данном случае он мог бы стать кем-то гораздо менее важным, чем Посейдон, или обойтись одним лишь внешним обликом, но это не было бы по-настоящему искусным перевоплощением. А сейчас он должен был верить, что действительно является владыкой морей, чтобы и все остальные поверили.

И, как всегда, Локи играл с этим мастерски.

Жизнь Посейдона оказалась для него не слишком уж и трудной задачей. Несколько дней он следовал этому образу, забывая о своём собственном существовании, как забывают старую маску, лежащую в углу. Надо признать, что в этом облике, обладая статусом, почитанием и древней властью, Локи чувствовал себя весьма комфортно. Пусть и не в том смысле, к которому привык. Ведь Посейдон не был озорником и насмешником, как сам Локи, — он был властелином, к которому тянулись с благоговением. Но это тоже имело свою прелесть в конечном итоге.
Погода выдалась безупречной, как будто сам Посейдон благословил вечер. Локи нёсся на мотоцикле вдоль побережья — ветер рвал волосы этого облика, а море, омывающее скалистые берега, напоминало о — временной, естественно — власти над этим элементом. Костюм, достаточно строгий, по-настоящему царский, но и вместе с тем достаточно расслаблен как минимум отсутствием галстука. Ну и со своим изъяном в виде неуместного брелока в виде сердца на ключах, что так же являлось частью роли. Каждый элемент внешности, каждая деталь до мелочей была под контролем и выполнена с любовью к искусству. И иронией над всем этим, разумеется.
Зал, сверкающий позолотой и мягким светом, полнился разговорами, смехом и непринуждённым движением гостей. Локи сделал первый шаг, как капитан ступает на палубу своего корабля, уверенно и гордо. Его походка — медленная, размеренная — была полна власти, словно он был не человеком, а самим морем. Взоры немедленно обратились к нему. Локи ощутил это почти физически: внимание смертных тянуло к нему, как приливная волна к берегу.

Он наслаждался этим. Так ведь и должно было быть.

Завладев бокалом шампанского с подноса, Локи незаметно изменил траекторию, легко обходя группы людей, как корабль огибает рифы. Его взгляд на мгновение встретился с отражением в зеркале, чтобы ещё раз оценить образ Посейдона, идеальный до мельчайших деталей. Трудно было сказать, где заканчивалась ложь и начиналась реальность. В этом и была суть игры. Настолько погрузиться в иллюзию, чтобы даже самому забыть, кто он на самом деле. И сохранять убедительность.
Он не просто флиртовал с гостями, он занимался манипуляцией, но делал это на грани фола. Чуть грубее, чем позволял себе Локи в своих обычных обличьях, но эта грубоватая манера идеально подходила для бога океанов, грозного и властного. Каждый его взгляд, каждая мимолётная улыбка была выверена, чтобы поддерживать образ. Фразы — ничего не значащие на первый взгляд — прокладывали дорогу к той, кто, по сути, была главной целью его сегодняшнего вечера.

Ох, вот и она. Гера.

Она стояла у стола с морепродуктами (удивительно на вечере, посвященном спасению морских жителей, питаться ими, но кто он такой, чтобы останавливать смертных), неподвижная, как статуя из белого мрамора. В её образе не было ничего лишнего — лишь безупречная геометрия и воплощённая холодная красота. Её взгляд неуловимо следил за происходящим, и Локи ощутил его, даже не встречаясь глазами. Гера не могла отвести от него (ну не его самого, конечно) своего внимания, пусть и пыталась это скрыть.
Сложные отношения между Посейдоном и Герой успели стать интересной легендой. И хотя её лицо оставалось непроницаемым, Локи, привыкший к тому, чтобы читать истинные эмоции, видел то, что скрывалось за этой маской. Гера была вулканом под слоем ледяной корки. Она могла бы презирать Посейдона, но в её взгляде тлела страсть — скрытая и подавленная, но всё же настоящая.
Локи подошёл ближе, медленно, почти небрежно, но с такой уверенностью, что никто и не подумал бы о его сомнениях. Он чувствовал эту силу. В этом образе у него не было необходимости шутить или ёрничать. Боги древнего мира любили власть и силу, и Посейдон был её воплощением.

Когда он наконец остановился перед ней, тишина словно на мгновение поглотила шум зала. Мир вокруг перестал существовать, оставаясь лишь для них двоих. Властным движением он наклонился ближе, и его голос прозвучал глубоко и почти нежно, как шёпот прибоя:
— Гера.
Одно её имя прозвучало как вызов. Но он не остановился на этом, а слегка наклонился, и теперь их лица разделяли считаные дюймы. Локи ощутил дыхание богини на своей коже, а вместе с ним — силу, мощь, напряжение. В этот момент его собственная иллюзия была настолько совершенна, что даже он забыл, кто он на самом деле. Был ли он всё ещё Локи? Или всё же Посейдоном, который мог сдвигать моря и вызывать штормы?
Это он собирался понять по ответу Геры.